Знатные Дамы на дорогах ночи — 2

Знатные Дамы на дорогах ночи — 2
Автор: Клод Лекутё (c)
Перевод: Анна Блейз (с)
Источник: Claude Lecouteux, Phantom Armies of the Night, 2011
Начало здесь

Пир Владычиц Ночи

Чем же занимались женщины на этих ночных сборищах? Иоанн Солсберийский дает частичный ответ на этот вопрос: они пировали. 

Гийом Овернский, епископ Парижа, в своем трактате «О вселенной» подвергает резкой критике языческие обряды и верования, распространенные в его эпоху, и, разумеется, не обходит молчанием воинства ночи:

То же самое можно сказать и о духе, который принимает обличье женщины и в сопровождении других [женщин] посещает дома по ночам. Ее называют Сатией, от «сытости» [saturitas], и Госпожой Абондой, потому что она дарует изобилие [abundantia] домам, которые посещает. Это один из тех духов, которых старухи называют “знатными дамами” и в отношении которых держатся упомянутого заблуждения, которому только одному и привержены, хоть это все и обманные сны. Они говорят, что дамы эти угощаются пищей и питьем, которые находят в доме, не поглощая их по-настоящему и даже не уменьшая в количестве, особенно если блюда с едой оставляют на ночь открытыми, а бутылки с питьем — откупоренными. Если же блюда и бутылки окажутся покрыты крышками или закупорены, то эти дамы не прикоснутся ни к пище, ни к питью, — и такова причина, по которой упомянутые дамы могут предать чей-либо дом злосчастьям и бедам, не наделив его сытостью или изобилием¹William of Auvergne, De Universo, 2 volumes. Paris: Operaomania, 1674, vol. 1, 1036. Далее Гийом возвращается к этой теме, рассуждая о мороках, которые наводят на людей демоны, фейри и гоблины: «…эти-то призрачные видения, именуемые ночными дамами, и посещают дома; та же из них, которая входит в жилище первой, зовется Госпожа Абундия, потому что полагают, будто она наделяет мирским изобилием те дома, которые посетит <…> В этом вопросе мужская глупость и безумства старух совершенно друг с другом согласны — вплоть до того, что в ночи, когда эти ночные дамы якобы ходят по домам, все как один оставляют посуду с пищей и питьем непокрытой и не закупоривают никаких бутылок»..

Позже Гийом обращается к этой теме еще раз, чтобы упрекнуть женщин в глупости: «Всему виною наши старухи, по неразумию коих это отвратительное поверье распространилось на диво широко и так засело в умах прочих женщин, что его уже почти не искоренить. Именно женщины тверже всего веруют в ночных дам и в их благодетельных силы — что те, мол, приносят много добра в дома, куда заглядывают часто»²Ibid., 1068..

О пиршествах Владычиц Ночи рассказывали и к востоку от Рейна, но там их предводительница была известна под именем «Перхт» или «Перхта». Бертольд Регенсбургский (ок. 1210—1272) яростно осуждал баварские поверья и в одной из своих латинских проповедей увещевал прихожан: «Негоже вам веровать в народ, блуждающий по ночам [nahtwaren], и во всяческих его приспешников; ни в Благих [hulden], ни в Неблагих [unhulden], ни в эльфов [pilwitzen], ни в мар ночных [maren, truten], будь то мужеска пола или женского; ни в дам ночных [nahtvrouwen], ни в духов ночи и ни в тех, кто разъезжает верхом на том или на сем. Все это — демоны. И не накрывайте впредь столов для блаженных владычиц [felices dominae]»³A. Schönbach, “Studien zur altdeutschen Predigt II: Zeugnisse Bertholds von Regensburg zur Volkskunde”. // Sitzungsberichte der phil-hist. Classe d. Kaiser. Akademie der Wissenschaften 142, 1900,  1—156. В квадратных скобках я привел названия духов, использованные Бертольдом. См. также: Claude Lecouteux and Phillipe Marcq, Berthold de Ratisbonne: péchés et vertus, scenes de la vie du XIII^e siècle, Paris: Desjonquères, 1992..

Последняя фраза получает объяснение в другой проповеди: «Глупые крестьянки действительно верят во владычиц ночи и духов, ходящих в ночи. Они думают, что те посещают их дома, и накрывают для них стол»⁴Ibid., 21.. 

Более развитую и конкретную форму этот обычай приобрел к середине XIV века. В анонимном памфлете под названием «Зерцало душ» (который не следует путать с одноименным трактатом Мартина Амбергского, проповедника и инквизитора) женщина, посещающая дома по ночам, наконец-то получает имя: «Также грешат и те, кто в ночь Богоявления оставляет на столе пищу и питье,  дабы в наступающем году все им улыбались и дабы им сопутствовала удача во всем <…> Посему грешат и те, кто оставляет угощение для Перхт и красных улиток [или башмаки] для Ревуна [scrat] или же для ночной мары»⁵См.: J. Grimm, Deutsche Mythologie, vol. 2, 882..

В немецкоязычных странах Перхт выступает эквивалентом Абундии и Сатии. Тождество их характеров со всей определенностью засвидетельствовал Томас фон Газельбах (ок. 1420 — 1464), профессор теологии при Венском университете, сообщивший и другие имена этих ночных посетительниц: Габундия, Финцен, Мешок-Земпер и Сакрия⁶См.: De decem praeceptis, Ms. 578, fol. 149v°b (XV век, Библиотека Граца).. Финцен — олицетворение четверга; Мешок-Земпер — бука, участник рождественских процессий и олицетворение Земпертага, праздника, который приходится на восьмой день после Дня трех волхвов (Богоявления). Монах-доминиканец Иоганн Герольт (ум. 1468) отождествлял Перхт с Дианой, а в одном пенитенциале, составленном отчасти под влиянием «Декрета» Бурхарда Вормсского, утверждается, что Перхт и Парки (Мойры) суть одно и то же⁷См.: J. Schmelles, Bayerisches Wïrterbuch, 2 volumes, Munich: Cotta, 1827—1837, vol. 1, 271.. Среди множества описаний, дошедших до нас от позднего Средневековья, отдельного внимания заслуживает рассказ из «Сокровищницы бедняков» (1468):

Вторая разновидность суеверия есть идолопоклоннический обычай, соблюдаемый теми, кто оставляет на ночь посуду с пищей и питьем для владычиц, которые могут посетить дом среди ночи, — для Госпожи Абундии и Сатии, которую в народе еще называют Фрау Перхт, или для свиты Перхт, потому что эта госпожа всегда приходит со свитой. Оставляют же угощение потому, что эти дамы, обнаружив на виду посуду с пищей и питьем, позже наполнят ее снова и ниспошлют дому великое изобилие и богатство. Многие верят, что эти дамы, ведомые Госпожой Перхт, будут ходить по домам во все святые ночи от Рождества Христова до ночи Богоявления. Много таких, кто в эти ночи оставляет на столах хлеб и сыр, молоко и яйца, вино и воду и всевозможные яства, а также и ложки, тарелки, чашки, ножи и прочую подобную утварь, надеясь на пришествие Фрау Перхт с ее свитой. Надежда их — в том, что госпожа сочтет их дом приятным и впоследствии будет благоволить хозяйству и помогать в мирских делах⁸Ms Clm. 1438, fol. 203v°, Мюнхенская национальная библиотека..

Обычай оставлять посуду открытой имеет явные языческие корни: «Всякий открытый сосуд, который не обвязан и не покрыт, нечист» (Числ. 19:15). Можно также отметить, что эти дамы посещали только чисто прибранные дома, в которых хозяйство велось хорошо.

Историк и писатель Иоганн Преторий (1630–1680), учившийся в Лейпцигском университете и получивший магистерскую степень, замечает: «Диана странствует в Рождественскую ночь со своим неистовым воинством»⁹Johannes Praetorius, Saturnalia, Leipzig: n.p., 1663, 395, 403.. Позже он сообщает, что Госпожа Холле, или Хольда, тоже начинает свои странствия на Рождество; тем самым подтверждается сущностное тождество двух этих персонажей, хотя свита у них может быть разной. 

Обряд третьей функции

Какие выводы можно сделать из всех этих сообщений? Во-первых, группа женщин путешествует по ночам и останавливается в жилых домах, чтобы перекусить и выпить. Во-вторых, ими предводительствует некая госпожа (domina), известная под разными именами, которые зачастую связаны с ее обязанностями (Абундия, Сатия) или с датой, в которую она появляется: так, Перхт, вне сомнения, олицетворяет ночь просветленную (giberahta nacht), то есть Богоявление. Все достаточно подробные описания сходятся в вопросе о времени года, на которое приходится этот ритуал: между Рождеством и Богоявлением, то есть в пределах двенадцати дней Рождества, когда духи, согласно поверьям, вольны покидать мир иной и странствовать по земле, исполняя те или иные задачи. Позже мы увидим, что в это же время года чаще всего появляется и Дикая Охота.

Путешествие этой группы женщины было связано с обрядом третьей функции, относящимся к категории предзнаменовательных. Если гостьи оставались довольны угощением, они приносили в дом плодородие и богатство. Таким образом, за этим поверьем стоял календарный ритуал, связанный с верой в магию удачного начала: то, что происходит на Новый год, предвосхищает события всего последующего года. Важность этого обряда возрастает в свете того, что его соблюдали еще древние римляне. Накрывание стола в это время года расценивалось как религиозный обряд, связанный с культом предков: римляне верили, что мертвые наделяют землю плодородием и даруют плодовитость людям и животным. Сам накрытый стол назывался столом душ или столом умерших¹⁰M. P. Nilson, “Studien zur Vorgeschichte des Weihnachtsfestes”. // Archiv für Religionswissenschaft 19, 1916, 50—150; F. Schneider, “Über die Kalendae Ianuariae und Martiae im Mittelalter”. // Archiv für Religionswissenschaft 20, 1920/21, 82—134, 360—410, особ. 370..

Как свидетельствует церковная литература, этот обычай сохранялся на протяжении всего Средневековья. О нем упоминают Кесарий Арльский (ум. 542), святой Бонифаций (675—754), Псевдо-Августин (VIII век), Аттон Верчельский (ум. 960), Иво Шартрский (ум. 1040), Грациан (ум. до 1179) и другие авторы¹¹См.: Lecouteux, “Romanisch-germanische”. // Mediaevistik, vol. 1, 1988, 94.. Клирики и знатоки канонического права отмечали, что на накрытых столах помещали приношения или подарки (mensas cum dapibus vel epulis in domibus preparare). Иногда этот обряд описывается всего двумя словами: mensas ornare, «украшать стол». В одной мюнхенской рукописи из Альдершпахского монастыря вскользь упоминаются те, кто «украшает свой стол для Перхт»¹²Ms Clm. 2714, fol. 75 r°..

Не исключено, что на всех этих средневековых авторов прямо или косвенно повлияли сведения о древнеримском обычае, но нет сомнений, что подобное изобилие свидетельств может объясняться только существованием традиций, сформировавшихся, по крайней мере отчасти, на местной почве. И действительно, изучая местные традиции, мы находим указания на то, что на протяжении Средних веков подобные обряды соблюдались во всех странах Запада.

Параллельные мифологии: фейри и мертвые

В средневековой Скандинавии зимний, а точнее, йольский (рождественский) праздник в честь мертвых и предков, известный большинству индоевропейских народов, считался также праздником духов и потому назывался «жертвоприношением альвам» (álfablót). Термином «альвы» обозначали как живых обитателей потустороннего мира, так и, в более узком смысле, добрых предков¹³Подробнее см.: Lecouteux, Les Nains et les Elfes au Moyen Age, Paris: Editions Imago, 1988, 2nd edition, 1997; Lecouteux, The Return of the Dead.. Жертвоприношения, совершавшиеся в определенную дату, были призваны обеспечить мир и плодовитость в наступающем году, а потому для незримых гостей накрывали пиршественный стол. С этим обычаем были связаны и другие: традиции рождественских подарков (jolagjöf) и костюмированных йольских игрищ (jolaleikar) частично сохранились даже до наших дней. Кельты посвящали двенадцатидневный рождественский период¹⁴См.: J. H. Grisward, “Les Fées, l’Aurore et la Fortune. Mythologie indo-européenne et Jeu de la feuillée”. // André Lanly, Mélanges, Nancy: University of Nancy, 1980, 121—136. Матронам (богиням-матерям), а Беда Достопочтенный называл Рождество «ночью матерей» (modra nect), имея в виду тех же самых богинь, которых почитали еще и как подательниц урожая и плодовитости. Одним словом, повсюду мы сталкиваемся с одним и тем же подходом: верой в магическую силу удачных начал и культом незримых сил, способных ниспослать благополучие в новом году.

Матроны быстро начали отождествляться с Парками (богинями судьбы) и, по этимологическим причинам, с мертвыми. Согласно Варрону и Авлу Геллию, одну из Парок звали Морта («Аттические ночи», III.16.11), а вдобавок, всех трех этих богинь довольно рано стали ассоциировать с повитухами: полагали, что parcae происходит от того же корня, что и parere, «рождать на свет». Средневековые фейри стали преемницами Парок и богинь-матерей, унаследовав их атрибуты: теперь уже богинями-матерями, покровительницами судьбы и вестницами смерти считали фей. Так, например, обстояло дело с феей Мелюзиной, которая, среди прочего, была белой дамой, наподобие ирландских баньши¹⁵См.: Claude Lecouteux, Mélusine et le Chevalier au cygne, Paris: Eds. Imago, 1997.. Родней «знатным дамам» — Абундии, Сатии и Перхт, — приходились древнескандинавские дисы, собиравшиеся в группы и летавшие по воздуху, хотя в характере дис темные, зловещие черты выражены более отчетливо. Их, со своей стороны, нередко смешивали с Норнами (германскими Парками), валькириями и лебедиными девами. В «Песни о Вёлунде» (строфа 1), скандинавском эквиваленте английского Вейланда-Кузнеца, количество их не уточняется:

С юга летели
над лесом дремучим
девы премудрые,
судеб ведуньи…¹⁶Здесь и далее отрывки из Старшей Эдды цитируются в переводе А. Корсуна. Курсивом выделены изменения, внесенные ради соответствия французскому переводу Р. Буайе, использованному автором (Régis Boyer, L’Edda poétique, Paris: Payot, 1992). — Примеч. перев.

В «Саге о Ньяле» (глава 157) описывается событие накануне битвы при Клонтарфе (1014), в которой погиб ирландский король Бриан:

Человек по имени Дёрруд вышел из дому и увидел, что двенадцать человек подъехали к дому, где женщины занимаются рукоделием, и вошли внутрь. Он подошел к этому дому, заглянул в окошко и увидел, что там внутри сидят какие-то женщины и ткут. У станка вместо грузил были человеческие головы, утком и основой были человеческие кишки, нить подбивалась мечом, а вместо колков были стрелы¹⁷«Сага о Ньяле», 157, пер. В. Беркова. — Примеч. перев..

Эти женщины ткут смерть; закончив работу, они разрывают полотно в клочья, и каждая берет себе по куску. Затем они садятся на коней и уносятся прочь: шестеро — на юг, шестеро — на север.

Во «Второй Песни о Хёльги убийце Хундинга» («Старшая Эдда») говорится, что дочь Хёгни «была валькирия и носилась по воздуху и по морю»¹⁸См. прозаические вставки после строф 4 и 13.. Подспудно проводится любопытная связь между скачкой валькирий и бурей: «Хельги собрал тогда большой флот и отправился к Волчьему Камню. Их застигла в море страшная буря. Над ними стали сверкать молнии, и они попадали прямо в корабль. Воины увидели в воздухе девять скачущих валькирий и узнали Сигрун. Тогда буря улеглась, и они в целости добрались до берега»¹⁹Прозаическая вставка после строфы 18..

Можно сделать вывод, что существа любого рода, непосредственно связанные с судьбой, представлялись скачущими по небесам. В скандинавских текстах, в отличие от латинских и немецких, мы не находим указаний на то, что это происходило именно ночью; единственное исключение обнаруживается в «Пряди о Тидранди и Торхалле» (XIV век), дошедшей до нас в составе «Книги с Плоского острова»:

Тидранди устроил праздник Зимних ночей²⁰Около 14 октября., к которому собирался заклать быка для угощения. В ночь праздника он запретил всем выходить из дому, сказав, что это опасно. Когда все легли спать, кто-то постучался в дверь. Тидранди не открыл, но стук повторился еще дважды. Тогда Тидранди взял в руки меч и вышел. Он увидел, как по полю скачут два отряда по девять женщин в каждом. Одни были в белых одеждах и на белых конях [níu konur allar ljósum klæ?um ok á hvítum hestum] и ехали с юга; другие  — в черных одеждах и на черных конях и ехали с севера. Приблизившись к дому, женщины напали на него. Тидранди защищался доблестно, и все же был смертельно ранен. Сказали, мол, это дисы решили отомстить ему за то, что он их отверг, и принесли его в жертву²¹Flateyarbók, Akraness, n.p., 1944, vol. 1, 465—468. В более точном и полном переводе А. Циммерлинга этот отрывок, начиная со слов «…взял в руки меч и вышел», выглядит так: «Он взял в руки меч и вышел. Он никого не увидел. Тогда ему пришло в голову, что кто-то из гостей, должно быть, заранее подъехал к хутору, а затем поехал обратно за теми, кто выехал позже. Он пошел к роще; тут он услышал, как скачут по полю с севера. Он увидел, что это девять женщин: все были в черных одеждах и у каждой в руке обнаженный меч. Он услышал также, как скачут по полю с юга. Это тоже были девять женщин, все в белых одеждах и на белых конях. Тогда Тидранди хотел повернуть обратно и рассказать о видении людям. Тут к нему подоспели первые женщины, — те, что в черных одеждах, — и напали на него, а он защищался хорошо и мужественно.

Торхалль проснулся гораздо позже; он спросил, спит ли Тидранди, но никто не отозвался. Тогда Торхалль сказал, что должно быть, уже слишком поздно.

Затем вышли на двор. Была луна и стоял мороз. Они нашли Тидранди лежащим в ранах и внесли его в дом. И когда люди заговорили с ним, рассказал он им все, что с ним приключилось. В то же утро на рассвете он скончался и был положен в курган по древнему обычаю язычников. Затем стали выяснять, кто в округе выезжал из дома, и люди так ничего и не узнали о каких-либо врагах Тидранди.

Халль спросил Торхалля, что может означать это ужасное событие.

Торхалль отвечает:

— Не знаю наверняка, но думаю все же, что женщины эти были не кто иные, как духи-двойники ваших родичей. Я догадываюсь, что здесь случится смена веры, и сюда в страну придет лучший обычай, Я полагаю, что те ваши дисы, которые были привержены прежней вере, знали о смене обычая заранее, как и о том, что вы, родичи, отвергнете их. И вот они не пожелали расстаться, не взяв с вас на прощание дань. Они, должно быть, выбрали себе Тидранди, а лучшие дисы хотели его защитить и не смогли». — Примеч. перев..

Может показаться удивительным, что в кельтских источниках подобные верования не зафиксированы. Но, насколько мы можем судить, в Древней Ирландии действительно не знали явлений такого рода, не считая Воинства сидов (слуа ши), которое шествовало по земле и показывалось на глаза людям в ночь Самайна (1 ноября). Обитатели сидов (волшебных холмов) были, согласно разным источникам, древними богами, фейри или душами умерших; в совокупности их называли просто жителями иного мира, не разделяя на категории²²P. Jouet, L’Aurore celtique. Fonctions du héros dans la religion cosmique, Paris: Porte-glaive, 1993, 41.. И, наконец, в Испании, а конкретнее, в Астурии одно из ночных воинств именовалось buena genta, «добрый народ», что вполне выдерживает сравнение с «благодетельницами», которых чтили во Франции и Германии XIII века.

Демонизация

Персонажи всех перечисленных поверий постепенно перешли в категорию фейри и подверглись демонизации²³См.: See, J. Koopman, Le Thêatre des exclus, 118.. В «Молоте ведьм», опубликованном около 1486 или 1487 года в Шпайере, инквизиторы Якоб Шпренгер и Генрих Крамер утверждают, что «скакать верхом с Дианой или с Иродиадой означает не что иное, как скакать вместе с дьяволом, который лишь принял другой облик. <…> такая езда — плод игры воображения, когда дьявол настолько овладел умом поддавшегося ему человека, что он принимает фантазию за действительность» (I.1)²⁴Пер. Н. Цветкова. — Примеч. перев.. И далее, вторя «Епископскому канону», эти авторы вновь причисляют подобные скачки к дьявольским обманам (I.10).

Ренворд Цизат, родившийся в Люцерне в 1545 году (ум. 1614), приводит ценное свидетельство в своей «Хронике»: 

Говорят, что Добрый народ [Sälïge Lütt] и Неистовое воинство [Guottisheer] состоят из душ людей, что умерли насильственной смертью или прежде срока и обречены скитаться по земле до того дня, который судьба назначила им для ухода в мир иной. Духи эти дружелюбны и добры; по ночам они заходят в дома тех людей, которые хорошо о них отзываются, и там готовят пищу, едят и уходят, но еды при этом не становится меньше. Некоторым хватает глупости верить, будто живые люди, мужчины и женщины, могут присоединяться к этим духам в странствиях и делить с ними пищу, потому что, мол, от этого приходит большая удача²⁵K. Meisen, Die Sagen vom Wütenden Heer und wilden Jäger, Münster: Aschendorffsche Verlagsbuchhandlung, 1935, 111..

Излагая все то же поверье о Знатных Дамах, об их визитах и трапезах, Цизат соединяет его с поверьями о ночных демонах (nachtgespenst) и мертвецах. Иоанн Матезий в своем «Толковании на евангелия» (1571) ставит на одну доску всех духов, блуждающих в ночи: «Кто же тогда такие все эти стукотливые и шумливые духи и противные природе мороки, Госпожа Иродиада, или Матушка Хульда, и старуха Перхт со своим неистовым воинством, и ревуны, и привидения, и тролли, и гномы, — кто они все такие, как не бесы?»²⁶J. Mathesius, Auslegung der Fest-Evangelien, Nuremberg: n.p., 1571, 22.

Итак, все контуры размылись, разнообразные рудименты наложились друг на друга или склеились в один ком, а свойства и атрибуты перемешались и спутались. Наша задача — установить причины этой неразберихи.

Продолжение

• 1
  William of Auvergne, De Universo, 2 volumes. Paris: Operaomania, 1674, vol. 1, 1036. Далее Гийом возвращается к этой теме, рассуждая о мороках, которые наводят на людей демоны, фейри и гоблины: «…эти-то призрачные видения, именуемые ночными дамами, и посещают дома; та же из них, которая входит в жилище первой, зовется Госпожа Абундия, потому что полагают, будто она наделяет мирским изобилием те дома, которые посетит <…> В этом вопросе мужская глупость и безумства старух совершенно друг с другом согласны — вплоть до того, что в ночи, когда эти ночные дамы якобы ходят по домам, все как один оставляют посуду с пищей и питьем непокрытой и не закупоривают никаких бутылок».
• 2
  Ibid., 1068.
• 3
  A. Schönbach, “Studien zur altdeutschen Predigt II: Zeugnisse Bertholds von Regensburg zur Volkskunde”. // Sitzungsberichte der phil-hist. Classe d. Kaiser. Akademie der Wissenschaften 142, 1900,  1—156. В квадратных скобках я привел названия духов, использованные Бертольдом. См. также: Claude Lecouteux and Phillipe Marcq, Berthold de Ratisbonne: péchés et vertus, scenes de la vie du XIII^e siècle, Paris: Desjonquères, 1992.
• 4
  Ibid., 21.
• 5
  См.: J. Grimm, Deutsche Mythologie, vol. 2, 882.
• 6
  См.: De decem praeceptis, Ms. 578, fol. 149v°b (XV век, Библиотека Граца).
• 7
  См.: J. Schmelles, Bayerisches Wïrterbuch, 2 volumes, Munich: Cotta, 1827—1837, vol. 1, 271.
• 8
  Ms Clm. 1438, fol. 203v°, Мюнхенская национальная библиотека.
• 9
  Johannes Praetorius, Saturnalia, Leipzig: n.p., 1663, 395, 403.
• 10
  M. P. Nilson, “Studien zur Vorgeschichte des Weihnachtsfestes”. // Archiv für Religionswissenschaft 19, 1916, 50—150; F. Schneider, “Über die Kalendae Ianuariae und Martiae im Mittelalter”. // Archiv für Religionswissenschaft 20, 1920/21, 82—134, 360—410, особ. 370.
• 11
  См.: Lecouteux, “Romanisch-germanische”. // Mediaevistik, vol. 1, 1988, 94.
• 12
  Ms Clm. 2714, fol. 75 r°.
• 13
  Подробнее см.: Lecouteux, Les Nains et les Elfes au Moyen Age, Paris: Editions Imago, 1988, 2nd edition, 1997; Lecouteux, The Return of the Dead.
• 14
  См.: J. H. Grisward, “Les Fées, l’Aurore et la Fortune. Mythologie indo-européenne et Jeu de la feuillée”. // André Lanly, Mélanges, Nancy: University of Nancy, 1980, 121—136. Матронам (богиням-матерям), а Беда Достопочтенный называл Рождество «ночью матерей» (modra nect)
• 15
  См.: Claude Lecouteux, Mélusine et le Chevalier au cygne, Paris: Eds. Imago, 1997.
• 16
  Здесь и далее отрывки из Старшей Эдды цитируются в переводе А. Корсуна. Курсивом выделены изменения, внесенные ради соответствия французскому переводу Р. Буайе, использованному автором (Régis Boyer, L’Edda poétique, Paris: Payot, 1992). — Примеч. перев.
• 17
  «Сага о Ньяле», 157, пер. В. Беркова. — Примеч. перев.
• 18
  См. прозаические вставки после строф 4 и 13.
• 19
  Прозаическая вставка после строфы 18.
• 20
  Около 14 октября.
• 21
  Flateyarbók, Akraness, n.p., 1944, vol. 1, 465—468. В более точном и полном переводе А. Циммерлинга этот отрывок, начиная со слов «…взял в руки меч и вышел», выглядит так: «Он взял в руки меч и вышел. Он никого не увидел. Тогда ему пришло в голову, что кто-то из гостей, должно быть, заранее подъехал к хутору, а затем поехал обратно за теми, кто выехал позже. Он пошел к роще; тут он услышал, как скачут по полю с севера. Он увидел, что это девять женщин: все были в черных одеждах и у каждой в руке обнаженный меч. Он услышал также, как скачут по полю с юга. Это тоже были девять женщин, все в белых одеждах и на белых конях. Тогда Тидранди хотел повернуть обратно и рассказать о видении людям. Тут к нему подоспели первые женщины, — те, что в черных одеждах, — и напали на него, а он защищался хорошо и мужественно.
  
  Торхалль проснулся гораздо позже; он спросил, спит ли Тидранди, но никто не отозвался. Тогда Торхалль сказал, что должно быть, уже слишком поздно.
  
  Затем вышли на двор. Была луна и стоял мороз. Они нашли Тидранди лежащим в ранах и внесли его в дом. И когда люди заговорили с ним, рассказал он им все, что с ним приключилось. В то же утро на рассвете он скончался и был положен в курган по древнему обычаю язычников. Затем стали выяснять, кто в округе выезжал из дома, и люди так ничего и не узнали о каких-либо врагах Тидранди.
  
  Халль спросил Торхалля, что может означать это ужасное событие.
  
  Торхалль отвечает:
  
  — Не знаю наверняка, но думаю все же, что женщины эти были не кто иные, как духи-двойники ваших родичей. Я догадываюсь, что здесь случится смена веры, и сюда в страну придет лучший обычай, Я полагаю, что те ваши дисы, которые были привержены прежней вере, знали о смене обычая заранее, как и о том, что вы, родичи, отвергнете их. И вот они не пожелали расстаться, не взяв с вас на прощание дань. Они, должно быть, выбрали себе Тидранди, а лучшие дисы хотели его защитить и не смогли». — Примеч. перев.
• 22
  P. Jouet, L’Aurore celtique. Fonctions du héros dans la religion cosmique, Paris: Porte-glaive, 1993, 41.
• 23
  См.: See, J. Koopman, Le Thêatre des exclus, 118.
• 24
  Пер. Н. Цветкова. — Примеч. перев.
• 25
  K. Meisen, Die Sagen vom Wütenden Heer und wilden Jäger, Münster: Aschendorffsche Verlagsbuchhandlung, 1935, 111.
• 26
  J. Mathesius, Auslegung der Fest-Evangelien, Nuremberg: n.p., 1571, 22.