Автор: Эмбер Кук (c)
Перевод: Анна Блейз (с)
Политеистическое богопочитание строится, по существу, на трех убеждениях или принципах:
1. Богов много.
2. Боги — реальные сущности, обладающие собственной волей и действующие самостоятельно.
3. С богами можно устанавливать двусторонние личные отношения.
Эти три принципа оставляют достаточно места для самых разных верований и представлений о богах и о природе вселенной, в которой мы взаимодействуем с этими богами, — но не так уж много места для мнений о том, как именно с ними следует взаимодействовать (будь то на коллективном или на индивидуальном уровне).
Читая, слушая и обсуждая эту тему с другими политеистами, я обнаружила ярко выраженную дихотомию между двумя позициями, ни с одной из которых лично я не согласна, но которые по-разному пытаются решить одну и ту же фундаментальную проблему: «В какой мере мы управляем происходящим и в какой мере несем за него ответственность?»
Я отдаю себе отчет, что сильно все упрощаю (просто потому, что эта мнимая дихотомия меня расстраивает), но вот как выглядят две крайние, доведенные до предела позиции, с которыми мне довелось столкнуться:
А. Боги — в сущности, те же люди. Они питаются нашим почитанием, а без него попросту чахнут. Поэтому мы имеем полное право ожидать или даже, пожалуй, требовать от богов, чтобы они приняли наши современные ценности в уплату за почести, которые мы им оказываем. Они должны безоговорочно принимать нас в расчет и прислушиваться ко всем нашим требованиям, потому что иначе мы перестанем их уважать — как это уже произошло однажды, сотни лет тому назад.
ИЛИ
Б. Боги невообразимо, немыслимо могущественны. Их власть над нами абсолютна. Возражать против их решений — глупо и тщетно; более того, мы даже не имеем права задаваться вопросом о причинах этих решений. Повлиять на них богов мы можем лишь в той мере, в какой им не все равно, что с нами происходит, — а, между тем, они в любой момент могут от нас отвернуться. Они могут себе это позволить — почему бы и нет? Так что лучше на всякий случай поостеречься. Мы обязаны богам самим своим существованием и всем, что у нас есть. И если мы не хотим навлечь на себя гнев богов, то все, что нам остается, — это смиренно выполнять их повеления.
Обе эти точки зрения предполагают, что боги обладают собственной волей и действуют самостоятельно, так что оставаться политеистом, придерживаясь любой из них, вполне возможно. Однако я совершенно уверена, что большинство политеистов держатся позиции где-то посередине между этими двумя крайностями. По крайней мере, я — точно. Большинство политеистов, с которыми я так или иначе знакома, обходятся с богами примерно как с людьми, чтобы общаться с ними как можно более непосредственно, но при этом вовсе не считают, что боги исчерпываются своей «человеческой» составляющей. И, с другой стороны, большинство знакомых мне политеистов убеждены, что боги — огромные и сложные сущности и постичь их в полной мере невозможно, но при этом не считают, что обязаны принимать без вопросов, сомнений и критики абсолютно все, что, по их мнению, исходит от богов.
Я могла бы написать большую статью об изъянах, которые нахожу в обеих крайностях, — но не стану. Лучше я постараюсь внятно изложить, во что верю я сама. А верю я во многое, так что устраивайтесь поудобнее.
Мне хочется верить, что во вселенной есть порядок. Мне хочется верить, что этот порядок устроен кем-то, кому есть дело до меня лично. На каком-то уровне я верю и в то, и в другое, но все же не верю, что этот порядок исходит от богов или имеет какое-то отношение к человеческой этике.
Я верю, что боги, как и все сущее во вселенной, подчиняются законам действительности — Вирду или Орлёгу. Ответить на вопрос, как именно эти законы действуют на богов, я не готова. Иногда мне кажется, что боги сами не желают, чтобы мы об этом узнали.
Я верю, что общее устройство всего-на-свете и есть верховное божество; иногда я называю его «Божественным Целым». Я не верю, что это Божественное Целое отвечает на духовные запросы хоть как-то, кроме «Да, я тут», — и то лишь потому, что оно действительно тут и не может не откликнуться (это все равно, что бросить камень в пруд и смотреть, как пошедшие по воде круги докатываются до берега, где вы стоите).
Я не верю, что боги — это всего лишь различные грани Божественного Целого. Точнее, как: верю, но только в той же мере, в какой можно назвать гранями Божественного Целого и меня саму, и эту клавиатуру, на которой я сейчас печатаю, и все остальное во всех мирах. Я верю, что боги — это самостоятельные Силы, действующие в контексте Божественного Целого. Фрейя однажды дала мне понять, что существуют Силы, превосходящие те, которые я способна воспринять, и что часть ее обязанностей как Жрицы — поддерживать с ними связь таким же образом, как я поддерживаю связь с ней самой. Находятся ли эти Силы где-то посередине между теми, кого я воспринимаю как богов, и тем, что я абстрактно, умозрительно представляю себе как Божественное Целое? Я не знаю, а она не отвечает на этот вопрос; подозреваю, тут все обстоит примерно как с теми самыми черепахами до самого низа1Подразумевается известная история о знаменитом американском психологе Уильяме Джемсе и старушке, которая уверяла его, что Земля стоит на гигантской черепахе. На резонный вопрос, на чем же тогда держится черепаха, старушка ответила: «Но это же очевидно! Она стоит на спине другой черепахи». «А эта черепаха на чем стоит?» — поинтересовался профессор со всей любезностью. «Э-э-э, нет, профессор, вы меня с толку не собьете! — воскликнула старушка. — Будто вы и сами не знаете, что там — одни черепахи! Черепахи до самого низа!» — Примеч. перев.. Но от фракталов у меня быстро вскипают мозги, так что хватит об этом.
Я верю, что абсолютно все мы напрямую связаны с Божественным Целым, потому что каждый из нас — часть этого Целого. Я полагаю, что духовные и религиозные традиции, основанные на этой связи, валидны ровно в такой же мере, как и политеизм и работа с духами. Я считаю ошибкой полагать, что, коль скоро это Целое божественно, то во вселенной нет никаких других значимых Сил, — но не считаю, что имею право осуждать или, тем более, наказывать кого-то за эту ошибку.
Я верю, что ради взаимодействия с нами боги способны принимать понятные нам обличья и что они это делают, с одной стороны, потому, что мы на них влияем, а с другой — потому, что они хотят этого сами. Но я не верю, что боги сводятся к этим обличьям.
Я верю, что боги (и эквивалентные им Силы) присутствуют в нашем мире и могут воплощаться как в отдельных живых существах (не только человеческих!), которые идут их путями, так и в природных явлениях. Я не верю, что вся суть и деятельность богов сосредоточены вокруг деятельности и потребностей человека. Я не считаю разумным ожидать, что они будут принимать в расчет мои личные интересы при каждом своем поступке. Подобного я не жду даже от людей.
Я верю, что слово «бог» — это скорее профессиональное звание, чем наименование определенного «вида» духовных сущностей: есть некие профессиональные требования, удовлетворить которым может только сущность, достигшая определенной степени могущества. Способна ли духовная сущность, изначально не настолько могущественная, набрать необходимую силу постепенно? Или боги рождаются из слияния сил нескольких сущностей? Этого я не знаю. Подозреваю, что есть разные способы обрести могущество, достаточное для перехода в ранг божества, — но, возможно, это всего лишь человеческие иллюзии по поводу процессов, недоступных моему пониманию.
Я верю, что боги растут, учатся, объединяются друг с другом, разделяются и, в целом, меняются со временем. Я верю, что ограничения, которым они подчинены, — это и есть причина, по которой они вообще способны меняться. Я не уверена, что человеческие наблюдения за этими переменами в точности отражают реальность; но, по-моему, между тем, что мы наблюдаем, и тем, что происходит с богами на самом деле, какая-то корреляция все же есть. Скорее всего, мир духов и мир людей взаимодействовали друг с другом испокон веков и так или иначе влияли друг на друга.
Я верю, что есть существа, равные по силе богам, но не испытывающие к людям того интереса, который необходим, чтобы мы, люди, сочли их богами. Попросту говоря, если они никогда не отвечают на наши просьбы о помощи и не нуждаются в наших подношениях, для нас они — не боги, даже если могуществом они объективно не уступают богам. Но иногда кто-то них может передумать и все-таки принять на себя обязанности божества. Возможен ли обратный процесс? Подозреваю, что сложить с себя обязанности божества тоже можно; не знаю, какими последствиями это чревато для самого божества, но для нас это может быть ужасно. Что происходит с людьми, которые всю жизнь полагались на какого-то бога, а тот внезапно решил, что они больше не достойны его помощи?
Я верю, что есть такие боги, которые отвечают не кому угодно, а только отдельным людям, и принимают подношения не от всех, а только от некоторых. Например, одни божества могут поддерживать прямую связь лишь с определенным представителем какой-то группы людей (жрецом, шаманом и т.п.), другие — отвечать только тем, кто испытывает потребности определенного рода, или живет в определенном месте, или выполняет определенные практики и так далее. Но, как бы то ни было, я полагаю, не нам решать, существуют ли подобные ограничения в каждом конкретном случае, — и уж тем более нехорошо ставить ограничения со своей стороны в тех случаях, когда боги этого не требуют. Да, я верю, что боги могут выбирать себе любимцев. С нашей точки зрения, это не всегда выглядит справедливым. Но, в конце концов, не каждый бог — бог справедливости! Но если вам кажется, что ваш бог по определению ненавидит всех, кого ненавидите вы, можете не сомневаться, что вы просто пытаетесь втиснуть его в границы своего образа и подобия.
Я не верю, что мы — заложники богов. Думать так — все равно, что называть себя заложниками мироздания или вселенной. Да, нетрудно представить себе, что человек, на которого обрушились беды, может почувствовать себя заложником мироздания или богов. Но никто не обещал, что жизнь будет всегда и во всем справедлива. Лично я в каком-то смысле одержима справедливостью, так что этот вопрос меня постоянно беспокоит. И все же я признаю, что мое понятие справедливости обусловлено местом, временем и масштабами, в которых я живу и мыслю, — и даже по моим собственным меркам было бы несправедливо навязывать это понятие тем, кто живет в других местах и временах и мыслит в других масштабах.
Я верю, что управлять богами люди могут не в большей мере, чем друг другом или любым другим самостоятельным существом. Иначе говоря, в известной степени управлять ими можно — но лишь в контексте нашего с ними взаимодействия, потому что это именно взаимодействие, двусторонние отношения, одну из сторон в которых представляем мы, люди. При этом я убеждена, что наше взаимодействие с богами не вполне подчинено причинно-следственным связям: в точности предсказать их реакцию на то или иное действие с нашей стороны не всегда возможно. Боги представляют в этих двусторонних отношениях вторую сторону, и мы не вправе рассчитывать, что можем во всем их контролировать, — точно так же, как сами не желаем прямого и постоянного контроля с их стороны. Чтобы отношения складывались конструктивно, нужно взаимное уважение (которое не следует путать или отождествлять со слепым обожанием).
Я считаю неэтичным силой принуждать к чему-либо тех, кто слабее нас, если только это не требуется для их же безопасности (как, например, в случае с защитой детей или домашних животных). И, с другой стороны, я считаю в высшей степени неразумным пытаться силой принудить к чему-либо тех, кто несравненно превосходит нас могуществом. Стоять на путях — не лучший способ остановить поезд. Я считаю возможным попытаться применить ту же этику к любому божеству, с которым я вступаю в контакт, — но не считаю себя вправе возмущаться, если кто-то из богов не согласится с таким подходом. Если мне все же нужно найти с ними общий язык, иногда помогает обратиться за помощью в переговорах к тем богам, которые разделяют мои этические принципы.
Я верю, что все живые существа обладают равной ценностью — просто в силу того, что они существуют. Это что касается ценности; но с могуществом дело обстоит иначе. Я не верю, что любой отдельно взятый человек способен сравняться могуществом с любым отдельно взятым богом — если понимать под могуществом способность воздействовать на мир и вызывать в нем перемены. Более того, боги куда в большей степени способны воздействовать на другие миры, лежащие за пределами нашего. Это различие в масштабах воздействия подразумевает целую иерархию сил, и мне кажется, что здесь скрыта какая-то очень важная тайна.
Я верю, что боги подчинены определенным ограничениям. Есть что-то, чего они не могут; и есть что-то, что они в состоянии сделать, но не делают, потому что последствия были бы ужасны. Впрочем, я думаю, что ограничения второго рода могут нарушаться: иногда боги все-таки делают что-то такое, что влечет за собой ужасные последствия — которые могут отражаться и на нас, если все происходящее затрагивает наш мир. По-моему, это очень плохо — но, опять же, никто не обещал, что жизнь будет всегда и во всем справедлива.
Я верю, что богам хватает могущества, чтобы наглядно дать нам понять, что какой-то наш поступок им не понравился. Но эта способность, на мой взгляд, зависит не только от могущества одного отдельно взятого божества: другие боги могут с ним не согласиться, и у них может быть на это множество причин, включая и нежелание подавать нам дурной пример. Но с таким же успехом последствия наших поступков могут объясняться простой причинно-следственной связью, а не воздействием того или иного божества, — хотя некоторые боги имеют прямое отношение к самим силам, управляющим причинами и следствиями.
Я верю, что человек может «принадлежать» тому или иному божеству и что боги могут призвать человека к служению. При этом я верю, что человек может отказаться от такого призвания — примерно так же, как можно отказаться от семьи, в которой вы родились. Отменить сам факт призвания невозможно — но при желании можно не отвечать на этот зов и свести его роль в вашей жизни к минимуму. Теоретически, можно даже устроить так, чтобы новое призвание отменило все взаимные обязательства, связанные со старым, — примерно как в случае, когда все права и обязанности по отношению к ребенку переходят от биологических родителей к приемным. Но для этого нужно приложить определенные усилия и договориться со всеми заинтересованными сторонами. И сами мы — только одна из этих сторон.
Как мне представляется, само понятие «принадлежать божеству» не имеет ни малейшего отношения к объективации. Оно имеет отношение к тому, как мы понимаем и определяем самих себя в контексте чего-то большего. Принадлежность божеству — часть общей картины, в которую входит и наши принадлежность каким бы то ни было группам: семье, народу, культуре, делу, за которое мы ратуем, и так далее. Те, кто утверждает, будто подобная принадлежность подразумевает обладание и полную зависимость, понимают это слово в очень узком и искаженном смысле.
Я твердо убеждена (и мой опыт это подтверждает), что «призвание», о котором я говорила выше, действительно существует, но далеко не всегда нас «призывают» именно те божества, от которых мы бы предпочли услышать «зов». Я уверена, что осознавать свое призвание очень важно и что иногда зов бывает слишком сильным — настолько, что пренебречь им просто невозможно. Однако я не уверена, что именно боги всегда выбирают сами, кого им «призвать», и не считаю, что человек может быть «призван богами» только к жреческой работе. Как я уже сказала, многие люди не чувствуют своего призвания так уж сильно, а некоторые, возможно, вообще не имеют никакого призвания и могут выбрать себе любое занятие, какое захотят. И да, я считаю, что сопротивляться призванию можно, — но даже если оно вам не по душе, обычно все-таки лучше попытаться преобразовать его во что-то такое, что вас устроит. Так или иначе, самые счастливые люди из всех, кого я знаю, — это те, кто охотно последовали своему призванию и сумели его исполнить.
Если подвести итоги, то во что же я верю? В то, что богов действительно много; что боги — самостоятельные и независимые сущности; что мы можем устанавливать с богами личные отношения; и, наконец, что боги могущественны и сложны превыше всякого понимания, но при этом заботятся о нас (об отдельных людях и о человечестве в целом) в достаточной мере, чтобы наши ценности и потребности могли на них повлиять.
Во что я не верю? В то, что все это устроено так просто и прямолинейно, как может показаться; и в то, что наши отношения с богами избавляют нас от обязательств друг перед другом и, в целом, перед людьми, с которыми мы делим этот мир.
К ответу на вопрос о том, что нам подвластно, а что — нет (и о том, за что мы несем ответственность, а за что — не несем), разные люди приходят по-разному. И даже если мы видим, что два человека движутся несхожими путями, это не дает оснований предполагать, что кто-то из них — более развитый, зрелый и «продвинутый». Чтобы об этом судить, надо точно понимать, какую часть своего пути уже прошел каждый из них и сколько ему еще осталось.
Я хочу сказать, что гораздо важнее уметь слушать друг друга, чем добиваться того, чтобы ответы оказались у всех одинаковыми.
Ember Cooke (c)
Перевод: Анна Блейз (с)
Настоящий перевод доступен по лицензии Creative Commons «Attribution-NonCommercial-NoDerivs» («Атрибуция — Некоммерческое использование — Без производных произведений») 3.0 Непортированная.
- 1Подразумевается известная история о знаменитом американском психологе Уильяме Джемсе и старушке, которая уверяла его, что Земля стоит на гигантской черепахе. На резонный вопрос, на чем же тогда держится черепаха, старушка ответила: «Но это же очевидно! Она стоит на спине другой черепахи». «А эта черепаха на чем стоит?» — поинтересовался профессор со всей любезностью. «Э-э-э, нет, профессор, вы меня с толку не собьете! — воскликнула старушка. — Будто вы и сами не знаете, что там — одни черепахи! Черепахи до самого низа!» — Примеч. перев.
